Маленькие трагедии Пушкин написал «болдинской» осенью, и все четыре произведения («Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость» и «Пир во время чумы») посвятил теме человеческих страстей. Спустя почти 200 лет новаторский взгляд отрицает чистоту заявленного Пушкиным жанра и превращает четыре отдельно взятых трагедии в одну большую человеческую комедию.

Все сюжеты неожиданно и эффектно сменяют одна другую. Образы Дон Жуана, барона, Лауры, Моцарта, Сальери и прочих в этом спектакле размыты настолько, что в них легко запутаться. Карнавальный прием маски здесь оправдан — в обезличенных героях, как зеркале, хорошо видны недостатки каждого сидящего в зрительном зале. Трагедия, она внутри людей, снаружи же все эти страсти-мордасти выглядят по меньшей мере смешно.

На сцене все, как в жизни. Одни любят, другие перестают любить, третьи «над златом чахнут», четвертые сгорают от зависти… В речах актеров смещены акценты. Моцарт, к примеру, говорит как грузин, Сальери, облачившись в наряд рок-звезды, поет «Лакримозу», Дон Жуан рыщет в поисках любви под развеселую музыку Горана Бреговича, в спектакле даже нашлось место контактной импровизации/

Еще одно достоинство премьеры — это драйв, с которым играют артисты. Молодая энергия устремляет действие вперед, порой кажется, что смотришь не спектакль, а захватывающий фильм, почти блокбастер. Костюмы на героях просятся на подиум — прозрачные боди, пышные юбки драматических цветов, смокинги, грузинские папахи, белоснежные туники. Кроваво-красные губы женщин также символичны. Они — опознавательные знаки всеобщего напряжения, растущего предчувствия любовного, да и жизненного фиаско.

«Моцарт и Сальери», пожалуй, самая сильная пьеса цикла. Байрон очевидно взволновал доставшейся ему ролью, тем не менее он убедителен — играет Сальери зло, почти с ненавистью. В трагическую зависть соперника Моцарта веришь сразу.

«Пир во время Чумы» — это всего лишь посыл к грандиозному финалу. Последние 5 минут спектакля буквально бьют наотмашь — актеры ничего не играют, они сервируют длинный стол, а на черном заднике сцены в качестве титров бегут строчки из «Фауста». Аффектация присутствует с такой концовке, но это не отталкивает. Скорее наоборот — завораживает. Громкий финал подводит жирную черту под идеей жизни как пиршества. Шоу, конечно, должно продолжаться, но рано или поздно его все равно поглотит черная мгла небытия.

Режиссер О. Кузьмищев