Текст, фото: Андрей Привалов

От смеха к гробовому молчанию. Такой путь проходят зрители спектакля по пьесе Бертольда Брехта «Мамаша Кураж и ее дети» в исполнении театра-студии «Театральный квадрат». Жаль только, что не так много зрителей прочувствовали это 20 ноября (около половины мест в ДК Профсоюзов пустовало).

Почему-то всегда было трудно поверить, что молодежные театры могут заставить душу трепетать. Да, даже и у больших трупп не всегда получается это сделать. Но «Театральный квадрат» под руководством Ирины Качаловой доказывает обратное. Молодые актеры на сцене не играли, а жили во время Тридцатилетней войны, проживали лишения, смерти…



Мне не часто доводится становится гостем театра, но такой мощной, такой искренней и самоотверженной отдачи, как у Карины Афонченковой, исполняющей роль Мамаши Кураж, еще не встречал.

Веришь всем словам, всем жестам, действиям, а особенно отчаянному крику и настоящим слезам. В самом начале мы видим Мамашу вполне довольной. Но торговка, живущая войной, все-таки должна заплатить за такую жизнь. И она платит. Ты перестаешь дышать, когда видишь Мамашу, убитую горем от гибели каждого их трех ее детей, словно сам потерял что-то в этот момент. Даже на финальном поклоне, когда все уже закончилось, плечи Карины вздрагивали от плача. Смена цвета костюма героини с бордового на серый не сказалась на восприятии. Лишь доказало, что центральный герой должен выделяться не внешними атрибутами, а самим собой.



Не менее искренне исполняет роль Катрин, немой дочери Мамаши, Варвара Терехова. Режиссер Ирина Качалова на репетициях запрещала Варе разговаривать, чтобы вжиться в роль. Но отыгрыш немоты, который, кстати, заключается не в гробовом молчании, — это лишь малая часть. Катрин приходилось плакать не меньше своей матери, падать на колени, цепляясь за рубашку брата, уводимого вербовщиком или солдатами-католиками. От каждого немого крика, от каждого удара колен по сцене внутри что-то рвалось. Ну а сцена, когда Катрин пытается разбудить ночной город, осажденный католиками, и платит за это своей жизнью… Все же ни одна постановка в драмтеатре не тронула меня так, как эта.



Сыновья Мамаши — Эйлиф (Артем Гурин) и Швейцарец (Егор Хохлов) — также являются одними из главных героев спектакля. И сразу же хочется похвалить Артема Гурина, который впервые исполнял эту роль.

Если весной, когда я был на этом спектакле впервые, образ Эйлифа словно прошел мимо моего взгляда, то в этот раз он стал одним из запоминающихся. Переданная суровость и неподдельный героизм выделяют его из всей семьи сразу. К этому добавляется крепкое и крупное телосложение Артема, и вот перед нами действительно брутальный и смелый парень. Только что реквизит, наверное, не был рассчитан на такую брутальность. Так что в военном костюме Эйлиф щеголял с открытыми коленями.



Младший сын Швейцарец – честный малый, пытающийся спасти казну от католиков. Только вот Мамаша упрекает его за эту честность, за то, что из-за этого может вся семья пострадать. И это промежуточное состояние хорошо передал Егор Хохлов. Хотя порой казалось, что в голосе персонажа улавливаешь игру. Но стоило только увидеть взаимодействие Швейцарца и остальных героев на сцене, как сразу же этот «мираж» исчезал.



Повар местного заведения (Борис Демченко), «услужливая» Иветта (Ксения Коршунова), Константин Новиков и Павел Мельников, которым приходится играть солдат и стороны протестантов, и стороны католиков, вербовщик протестантской армии (Роман Бут-Гусаим), крестьянская семья (Яков Котован, Серафима Бесконская и Марк Ягнешко)… Все эти персонажи встречаются на пути Мамаши и ее детей, становятся олицетворением мирных людей той эпохи, военной политики, ужаса Тридцатилетней войны.



Сам спектакль поставлен без сильных разрывов в повествовании. Конечно, по сравнению с оригиналом, он короче. И это сокращение особенно чувствуется во второй половине, когда гибели детей следуют практически одна за другой без перерывов. Также есть один момент перехода, который трудно уловить – осмотр тела Швейцарца и следующая за ним сцена. Но это единственное, что может ненадолго выдернуть зрителя. Остальные переходы сопровождаются массовыми сценами, в которых марширующее крестьяне выкрикивают в зал место и время следующего действия. И это ещё больше усиливает атмосферу войны, царящую в спектакле.

На сцене очень много реквизита, который то ли случайно, то ли запланировано — символ горя Мамаши Кураж. При попытке сторговаться за цену спасения Швейцарца от казни, Мамаша второпях роняет свой товар: горшки, стаканы, тарелки, корзины. Она надеется заплатить деньгами из спрятанной ее сыном казны, чтобы сохранить свою телегу с товаром. Но казну Швейцарец выкинул в реку. И уже после того, как последний барабанный удар стих, Мамаша предстает перед нами, стоящая посреди раскинутых и разбитых товаров в красном луче света.

Запоминающимся реквизитом стал и петух, которого Мамаша продает повару. Нет, не кукла, не что-то еще искусственное… Настоящий мертвый петух.



Почему этот спектакль сейчас показывают? В недавнем интервью режиссер «Театрального квадрата» Ирина Качалова говорила, что она хотела поговорить о войне со зрителями и своими учениками, показать, что победителей на войне нет. А также показать, что война всегда рядом. И это отлично передано в финале спектакля. В самом конце зрители слышат вырезки из новостных сводок про атаки террористов, про теракт в Санкт-Петербурге…

Как уже говорилось, вначале зрители смеются над шутками и оптимизмом Мамаши Кураж. Но чем дальше, тем шушуканий в зале все меньше, все реже я нажимаю на кнопку фотоаппарата, чтобы щелчок механизма не разрывал складывающуюся атмосферу. Все начинают жить вместе с героями. А в конце в зале повисает полная тишина. Не слышно даже дыхания с соседних кресел. Лишь колыбельная, которую сквозь слезы поет Мамаша Кураж своей мертвой дочке…



И, как закономерное следствие, зал аплодирует стоя.