Текст: Ангелина Захаренкова, Марина Печкурова
Источник фото: brtd.su/spectacle.php?id=36

«Я прошу одного – свободы. Свободны же бабочки». Чарльз Диккенс «Холодный дом»

Корреспонденты «Молодежного Смоленска» продолжают рассказывать о брянской труппе на сцене Смоленского драматического театра имени А.С. Грибоедова.

Второй день гастролей Брянского театра драмы имени А.К. Толстого. На знакомой смоленскому зрителю сцене спектакль по пьесе «Эти свободные бабочки» Леонарда Герша – знаменитого американского драматурга.

Это история о слепом юноше, мечтающем о свободе от тотального контроля со стороны матери. А еще она о девушке, бегущей от ответственности и всего, что синонимично понятию «постоянство». Ну, и, конечно, это история о любви.



«Эти свободные бабочки» — классика американской драматургии, ставшая частой гостьей столичных и провинциальный российских театров.

В интерпретации режиссера-постановщика Николая Гадомского пьеса была поставлена еще в 2013 году. И с тех пор она прочно закрепилась в репертуаре Брянского театра драмы.

Первое, что увидел смоленской зритель – декорации. Голые кирпичные стены, создающие иллюзию необжитого лофта, пуфы и стулья из покрышек, кровать на высоких металлических прутьях.

Немногочисленная мебель занимает все пространство сцены, но между ней остаётся много пустоты. Эта сценография удачно играет в спектакле – показывает характер героя и его мятежность в большом пространстве. Кстати, о герое. Дональд Бейкер в исполнении Дмитрия Ненахова получился ядовитым в своей иронии, а иронизирует он над своими слабостями. Как писал Довлатов: «Америка любит сильных, красивых и нахальных». В пьесе в каждой реплике Дон пытает доказать свою силу и независимость матери и, как впоследствии понимает зритель, самому себе.

Дональд Бейкер сложен, как и его состояние, его положение в обществе. Дмитрию Ненахову удалось это передать. Его слова не кажутся проявлением юношеского максимализма, что вполне могло быть, исходя из мизансцены, а его истерики не кажутся детскими, скорее трагическими. Чего только стоит сцена с чемоданом, который он не может из-за слепоты отобрать у матери(чемодан как символ свободы). Опасность данной роли – передавить на сгибах(ведь герой кидается из крайности в крайность). Этого не случилось. Американец, слепой от рождения музыкант Дон Бейкер, жил на сцене Смоленского драматического театра.



Джил Теннер в исполнении Ксении Ланской была подвижной и больше крикливой, нежели разговорчивой (хотя болтливой – более уместная характеристика). Ожидаешь чего-то внешне легкого от этого персонажа, показательно поверхностного, как и любимая фраза Джил: «Меня ничего не волнует… Кроме еды».

Постфактум Джил выходит не такой. У Ксении Ланской она получилась громкой и боевой, способной вразумить за несколько диалогов еще одну принципиальную (но уже в постоянстве) личность – миссис Бейкер – мать Дона. А все действия Джил на сцене сквозят нахальством (но не детским, что также могло быть, а мы бы сказали «бандитским»). Все по той же довлатовской классификации (право на определение ее уместности мы оставляем за собой) она выходит типичной американкой.



Миссис Бейкер, роль которой исполнила заслуженная артистка РФ Марина Финогенова, на сцене явила собой принципиальную перфекционистку, не желающую менять привычный ход жизни. То, как она летала между декораций, поправляла мебель и вещи, ее желание все держать под контролем (будь то приготовление кофе и мытье яблока или жизнь собственного сына) этому явное подтверждение. Помимо (а ближе к финалу пьесы зритель понимает, что «вопреки») этого она все еще является любящей матерью. Очень трогательны моменты слома Дона в присутствии матери. Их всего два. Во время первого Марина Финогенова передает материнскую боль за своего ребенку (которого в этот момент ей все еще кажется десятилетним, поэтому мать показательно идет на уступки). Второй срыв Дона показывает миссис Бейкер с другой стороны. Она занимает новую позицию – ту, в которой до этого переломного момента так нуждался Дон – мать начинает верить в своего сына. Две эти сцены похожи – в обеих мать утешает своего ребенка – но актриса делает это по-разному. Зритель чувствует, что в персонаже происходят изменения, но пока что неявные. Она все еще пытается его опекать, но уже с долей неловкости.



И все же это спектакль о любви, как и написано в программе. Любви быстрой и свободной как бабочки – ведь действия спектакля происходит в течении суток. Во всяком случае в этом пытается убедить нас автор пьесы. В действительности на глазах у зрителей происходит слишком много действий с привкусом трагикомедии. Едкие реплики Дона в отношении своей слепоты, то, как часто он ходит по комнате по уже выверенному маршруту, будто мечется между мебелью, словно запертый в клетке (хотя больше он заложник собственного недуга). И Джил Теннер, заявляющая о своем принципе – всегда уходить первой, бегущая от любви, а значит в какой-то степень и от самой себя.



Пьеса имеет счастливый финал – Джил возвращается к сломленному Дону. Но поверить в это сложно. Такой финал срезал возможный катарсис, почва для которого уже была готова. Но дело не в игре актеров. Им ты веришь, их игру ты чувствуешь. А это главное.