Литературная студия «Персона» в последнее время стала одним из основных ньюсмейкеров города: презентация альманаха, «Пегастылия»(оба участника, Семен Пегов и Алексей Костылев — члены студии), слэм (и там были её представители). Кто стоит за всем этим? Кто дал дорогу в жизнь современным смоленским поэтам и продалжает открывать новые таланты? Две харизматичные женщины, обе – яркие индивидуальности и безусловные лидеры – именно они руководят «Персоной» на протяжении всех этих лет. Лариса Викторовна Павлова и Ирина Викторовна Романова = никто не расскажет о студии лучше, чем они.

Студии исполняется 20 лет. Как, на ваш взгляд, сильно отличаются те люди, которые были в «Персоне» 20 лет назад от тех, что приходят сейчас? Как эволюционировала «Персона» за это время?
Л.В.: Мне кажется, те, кто приходит в «Персону», вообще не меняются. По общежитейским меркам этих людей нельзя назвать «нормальными». Довольно часто это не очень сильные студенты. Но это всегда люди с литературным фанатизмом. Между участниками не существует ни какого-то статуса, ни возраста – общение идет на равных. Это какая-то особая порода людей, не зависимая от времени.

И.В.: На мой взгляд, те люди, которые стояли у истоков «Персоны», создавали её, были более харизматичными. И все тогда подстраивалось под этих личностей. Сегодня приходят в студию более независимые люди, которые не хотят жить по чужим правилам, а пытаются сами настроить публику на сою волну.

Вы говорите, что рады всем желающим. А если к вам придет человек, который пишет самые банальные стихотворения, практически ничего не умеет и не может, кроме как рифмовать слова. Что вы делаете с такими?
Л.В.: В первый раз все стараются быть максимально мягкими. Это негласная договоренность. Никто не будет хвалить, конечно, если плохо. А дальше уже человек сам все для себя решит: походит, послушает, посмотрит на жизнь студии изнутри и поймет, видит ли он себя в этом сообществе. Довольно часто хватает одного раза, чтобы это понять. Не помню случаев, чтобы человек, которого критиковали на заседании, не стал бы писать лучше.
И.В.: Всё зависит даже не от критики, а от способности самого человека её воспринимать. Если он воспринимает её конструктивно, то это ему только поможет. На заседаниях мы обсуждаем исключительно текст, никогда не переходя на личности. Человек должен понимать, что, если он хочет делать качественный литературный продукт, то над текстом нужно работать.
Л.В.: Главное правило – критика носит характер обсуждения! Никто не в праве сказать: «выброси это стихотворение, нам оно не нравится». Если автор считает свое произведение гениальным, кто его в этом может переубедить? Мы этого не делаем.

Кто из выходцев «Персоны» добился наибольшей известности?
Л.В.: Сложно оценить мерку популярности. У многих персоновцев есть книги: у Лены Агинской, Ольги Смагиной, Дмитрия Смагина, Эдуарда Кирсанова. По степени популярности в Смоленске, я думаю, тут нет равных Семёну Пегову. Если говорить о российском признании, то многие поэты «Персоны» печатаются в «Арионе» и других крупных поэтических журналах.


Были ли у «Персоны» творческие кризисы?
Л.В.: Кризиса три, как минимум, было. И все они были очень мощные. Последний был два года назад — тогда казалось, что это конец «Персоны». После этого выход шестого альманаха воспринимается как некое чудо. Причины кризисов всегда разные. Он начинался из-за того, что наши персоновцы росли, становилась более значительной разница возрастная. Новенькие не успевали вливаться. Было время, когда «Персона» стала монолитной – войти в неё никто не мог. Несколько лет студия существовала, как крепость. Потом был кризис «инерции»: стихотворения пишутся, альманахи выходят, выхода на общероссийскую арену нет, путей достижения олимпа нет, а амбиции есть. Мы, руководители, куда-то ведем, а вот куда? Тем не менее мы пережили эти кризисы. Последний был очень тяжелый.

Как вы можете определить место студии в общей культурно-литературной среде города Смоленска?
И.В.: Первое! (смеется). Без ложной скромности!
Л.В.: Конечно, существует множество литературных объединений, но такого, как наше, больше нет. У нас есть козырь на руках – мы существуем в нише филологического факультета, большая часть наших участников – это филологи. Это люди профессиональные, знающие, что такое литература. Филологически у нас очень хорошо образованный контингент. В этом отношении не с кем нас сравнить.
И.В.: На многих литературных заседаниях, не только в Смоленске, существует такая система, образно говоря, «чтение стихов при свечах». Это как раз то, чего у нас вы никогда не увидите. Во многих студиях и союзах каждый сам за себя, нет принципиального единства. А у нас это единство ощутимо.


Как студия влияет на отношения между её участниками? Есть примеры, как «Персона» сблизила людей больше, чем «приятелей по интересу»? Или же наоборот, не сделала ли она кого-то недругами, ведь заседания проходят достаточно бурно, полемично, а поэты ведь люди ранимые?
Л.В.: Отношения действительно нередко охлаждались, но именно на почве творчества. Кто-то кого-то считал худшим поэтом, это, конечно, страшно обижало, но даже когда на студии люди занимали диаметрально противоположные, практически враждебные друг другу позиции, в жизни эти отношения не менялись – можно назвать это близкой дружбой. Помню, как хоронили Эдуарда Кирсанова. Отношение к его творчеству было противоречивым, но когда его провожали в последний путь, ни у кого и в мыслях не было как-то проигнорировать, не придти. Если кто-то «зацепился» где-то, в той же Москве, он тут же пытается захватить за собой всех остальных. На студии всё всегда оценивается только по стихам. В жизни же люди становятся друг другу очень близкими.



фото: архив студии «Персона»