Смоленский концентрационный лагерь №126 и малый лагерь (филиал) – стали чудовищной трагедией на страницах истории нашего величественного города. «Молодежный Смоленск» ранее уже затрагивал тему памяти о нем. Сейчас хотелось бы немного рассказать об истории лагеря.

Речь в статье пойдет о массовом истреблении фашистами военнопленных солдат, командиров Красной армии и гражданского населения в концентрационном лагере в Смоленске, получившего роковой номер 126.

Сразу же после того, как немцы заняли город, командование нацистов приняло решение открыть концлагерь. «Лучшего» места и быть не могло… Вот и пришлись «по вкусу» бывшие военные склады №105 на Краснинском шоссе. Месторасположение удобное, здания хоть и были не в надлежащем состоянии, зато по периметру окружены стенами и можно было легко организовать патрулирование. На улице Нарвской открыли так называемый филиал данного концлагеря. Там же была сооружена газовая камера, для уничтожения заключенных.

Здания, где содержали пленных, были в ужаснейшем состоянии. Деревянные сооружения не имели полов и потолков, об обогреве и речи не идет, крыши протекали… Заключенным не предоставляли никаких «удобств», обращались хуже, чем с животными. Спать приходилось прямо на земле. Своеобразные казармы вмещали от трех до четырех тысяч человек, но немецко-фашистские захватчики «комплектовали» до тридцати тысяч…

В лагере №126, как и в других концлагерях, заключенные были обязаны ежедневно выходить на работы. Кто не мог по каким-либо причинам работать, их отправляли в барак для «смертников». Церемониться с ними никто не собирался. И без того было «народу» хватало… Постоянные «поступления» новых заключенных, которых некуда было размещать, позволяли «раскидываться жизнями направо и налево»… О должном питании, хотя бы примитивном лечении и уходе даже никто и не задумывался среди вышестоящих чинов лагерного командования.



Отдельный барак для «смертников» получил №2. Если через три дня заключенный не выходил на работу, с ним поступали одним из двух способов расправы: расстрел либо отравления в газовой камере. По некоторым сведениям немцы предпочитали не «марать руки». Конечно, расстрелы случались постоянно, но при возможности пользовались чаще газовой камерой, где те же самые заключенные и работали «с трупами», отсеивая с тел одежду и обувь в разные ямы по сторонам у входа в камеру.
Огромная смертность в лагере была нормой. По сведениям немногих выживших в том аду известно, что в день из жизни уходили до трехсот человек.

«С момента прибытия в лагерь №126 я почти ежедневно видел, как в лагерь пригоняли по 50 и больше человек гражданского населения. Из бесед с этими гражданскими лицами мне известно, что они забирались в лагерь немецкими военными властями из населенных пунктов, где были партизаны. Особенно большими партиями начали загонять в концлагерь №126 немцы гражданское население в начале 1942 года. В этот период в лагерь прибывали этапы по 500 и 1000 человек гражданского населения».
Начальник оперативного отдела УНКВД Смоленской области майор государственной безопасности — Сычев. 21 октября 1943 года

1942 год «отметился» вспышкой сыпного тифа. Именно это «событие» связывают с появлением филиала Лагеря №126. В казармах на Нарвской была организована изоляция заболевших. «Малый» лагерь получил наименование «Южный». По условиям проживания и питания нахождение больных ничем не отличалось от предыдущего места их пребывания. Зима 1941-1942 годов стала последней для большинства заключенных. Смертность достигла своего апогея…

Из показаний бывшего военнопленного Г. М. Итунина:
«Как только пленные вступали на территорию лагеря, прямо у ворот производился обыск, изымались часы, бритвы, ножи, плащ-палатки, одеяла и обувь. После этого пленные без всякого учета загонялись в холодные раскрытые бараки, совершенно не приспособленные для жилья, без всяких отопительных приборов и деревянного пола. Бараки настолько плотно набивались военнопленными, что выйти из барака тому, кто вошел первым, из-за тесноты не было никакой возможности. Земляной пол настолько был размешан, что ноги утопали в грязи по голенища. Военнопленные спали друг на друге в три яруса. Когда начались морозы, то спавшие внизу военнопленные замерзали в грязи, а одежда постоянно примерзала к земле. Освещения в бараках никакого не было. Естественные надобности военнопленные отправляли здесь же, в бараках. Ночью в бараках стоял смрад, стоны больных и раненых, которых было много среди военнопленных. Никакой медицинской помощи совершенно никому не оказывалось в течение октября-декабря месяцев 1941 года. Больные тифом и дизентерией, раненые находились вместе со здоровыми, последние заражались, и зимой 1941 года сыпной тиф имел очень большое распространение. Вшивость в лагере достигла неимоверных размеров, вши кишели по поверхности одежды. Баня и санобработка отсутствовали до половины 1942 года».

Остановимся на пленных из ряда гражданского населения. Им пришлось хуже всех. Если военнопленным предоставляли хоть какое-то жалкое питание, то гражданские должны были питаться за счет передачек родственников из близлежащих районов. Им отвели бараки под номерами пять, шесть и семь. В основном, здесь находились лица, которые были пойманы за поддержку и помощь партизанскому движению.

Из показаний военнопленного П. П. Ерпилова:
«… я находился в Смоленском лагере №126 и около одного месяца в южном «малом» лагере. «Большой» лагерь представлял собою ряд бывших военных складов с выбитыми стеклами, частью без дверей, с протекающими крышами и совершенно пустых. В эти помещения загонялось такое количество пленных, что многим ночью не представлялось возможным даже сесть, спали по очереди на грязном полу. Два раза в день выдавалась пища, так называемая «баланда», состоящая из жидкой похлебки: вода с затхлой ржаной мукой, совершенно несоленая… Когда «баланда» в ваннах начинала заметно убавляться, ее разбавляли иногда подогретой, а чаще обыкновенной, холодной сырой водой, и раздача пищи продолжалась снова.

Очень часто вместо мучной давали картофельную «баланду», она состояла из промерзшей, неочищенной и даже непромытой картошки, нередко уже разложившейся, сваренной в воде также без соли. Раздавали эту картошку также черпаками вместе с водой, причем попадало в черпак не более 4—5 небольших раскисших картофелин или незначительное количество картофельной грязной массы с плавающими в ней навозом и щепками.

При крайней степени голода и при совершенно полной безнадежности своего положения можно было употреблять в пищу эту жуткую бурду. Хлеба давали 150-200 граммов ежедневно (нерегулярно), причем, по словам пекарей, в него добавляли до 50% опилок.

Вследствие этого в громадном количестве появлялись еще более истощающие поносы и голодные отеки и как результат этого — большая смертность. Умирало в день до 300 человек. Каждое утро из всех бараков умерших, раздетых догола, вытаскивали во двор, где они валялись до тех пор, пока их не увозили специальные команды могильщиков (из 50-ти человек). Хоронили тут же за лагерем, в бесконечно длинной, напоминающей ров, могиле, которую, по мере заполнения трупами, удлиняли еще больше, так, что, в конце концов, она протянулась вдоль ограды лагеря длинной лентой...».

Памяти лагеря №126 в Смоленске есть два мемориала. На Нормандии сообщается об останках 45 тысяч советских граждан и порядка 15 тысяч на Нарвской. По неофициальным данным до боли ужасающие цифры слишком занижены… Жертв того трагичного лагеря было гораздо больше. Простить преступление, против человечества, у которого не может быть срока давности, невозможно…

Статья по данной тематике:
Памяти жертв Смоленского малого концлагеря №126

Фотографии:

• Мемориал памяти жертв Большого концлагеря №126
• Мемориал памяти Малого «Южного» филиала концлагеря №126