Ложь и предательство: Катынь в судьбе бургомистра оккупированного Смоленска



Лекции Павла Поляна. День второй

Текст: Вера Белека
Фото: Вера Белека, открытые источники

Прошла вторая лекция профессора «Высшей школы экономики» (Москва), доктора географических наук Павла Марковича Поляна: «Борис Меньшагин – бургомистр оккупированного Смоленска: жизнь и судьба под знаком Катыни». В этот раз он рассказал о человеке, который в оккупированном Смоленске стал бургомистром и спасал людей во время войны, и как Катынь стала причиной его 25-летнего заключения. О самом главном читайте в нашем материале.

Жизнь бургомистра в оккупированном Смоленске



Борис Георгиевич Меньшагин – советский юрист, адвокат в годы Большого террора, во время Великой Отечественной войны – бургомистр Смоленска и Бобруйска.

Когда в город пришли немцы, он сознательно остался, а позже стал бургомистром. «Предатель!», – так подумали бы в советское время, да и сейчас некоторые. Нет. Скорее человек, который спас многих людей от смерти.



Есть уникальные документы, которые стали своего рода алиби Меньшагина. Они оформляли перевод конкретных военнопленных в как бы гражданское состояние, то есть эти пленные переходили из подчинения вермахта в подчинение городу. Это запросы, которые делал Меньшагин через комендатуры в органы, которые занимались судьбами именно военнопленных.

«Я, конечно, не могу утверждать на 100%, но такого рода отлаженные процедуры в других городах со всеми документами и бланками не существовали. В своих воспоминаниях Меньшагин называет определенное к оличество людей, которое удалось вывести таким образом из плена – несколько тысяч. То есть степень их преувеличенности не такая уж большая» (П. Поляна).

Как это вообще было возможно? Как можно было так обмануть немцев и спасти не одного, нет-нет, а сотни людей? А вот, скажем, в зимнее время нужно же очистить улицы от снега. Для этого нужны люди, и много. Так из пленных выбирали рабочих и использовали их.

«А еще Борис Меньшагин покрывал коммунистов. У него в картотеке городских жителей не было буквы «к» – Kommunisten. Немцам он объяснял это тем, что сам он не коммунист и не располагает никакой подобной информацией. Мол, в картотеке у нас их же нет, так что извините» (П. Поляна).

На этом число спасенных не заканчивается. Меньшагин массово (десятками и сотнями) записывал в художественные кружки и хоры молодежь, которой реально угрожал угон в Германию. Еще он спас несколько евреев, при этом он точно знал, что они евреи. За такое и свои в мирное время могли расстрелять.

Одним из весьма существенных изменений, которое Борис Меньшагин внес в городскую жизнь, стало возрождение церковной жизни. Сегодня некоторые служители называют его даже «возродителем православия на Смоленской земле». Да и сам он был набожным человеком. За что в свое время его выгнали из армии. Так, благодаря Меньшагину, вместо антирелигиозного музея в городе «заработал» собор.

«18 апреля 1943 года немцы устроили Меньшагину и еще нескольким сотрудникам Смоленской управы «экскурсию» в Катынском лесу на место раскопок и эксгумации. Так что впечатление об истинных палачах было у него самое что ни на есть непосредственное. Даже друзьям о Катыни он рассказывал скупо и просил ничего не записывать. Не сразу, но он осознал, что именно Катынь была причиной его 25-летнего одиночного заключения. Обычно бургомистрам больше 10-15 лет не давали… Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 43 года Меньшагина и многих других осудили, не слишком вдаваясь в подробности его деятельности» (П. Поляна).

Весь срок Борис Меньшагин сидел «от звонка до звонка»: 22,5 года в одиночной камере, из которых три он провел под номером 29. На имя откликаться запрещено. Никаких личностей. Только номер.

Что произошло в Катыни?

Здесь в дело еще подключился Борис Базилевский. Сознательно. Это важно. Он был заместителем бургомистра Меньшагина.

«Оба тогда и не подозревали, в какой прочный узел их еще повяжет судьба. И этим они обязаны не только общей коллаборационистской стезе, сколько одному из самых гнусный деяний советской власти – расстрелу в Катынском лесу и в других местах польских военнопленных офицеров весной 1940 года и попытки приписать это преступление на счет немецких оккупантов» (П. Поляна).

Как в дело оказался вовлечен Базилевский? Он остался в Смоленске и ждал прихода Красной армии, а Меньшагин ушел на запад. 27 сентября 1943 года его задержали и допросили. О Катыни и Меньшагине ни слова. 28 сентября появляется его объяснительная, где уже об этом упоминает и обвиняет немцев в расстреле польских офицеров в Катыни.

НКВД тут поняли, что им в руки попал хороший экспонат. С ним можно прикрыть преступления прошлых лет. А Базилевскому тоже выгода.

«Базилевский в обмен на сохранение жизни и свободы согласился на все условия НКВД, включая любые оговоры и постановочные выступления. Случай, конечно, уникальный. Более того, в его личном деле не было даже упоминания, что он работал бургомистром в оккупированном Смоленске. Все это было замазано, залеплено и фальсифицировано» (П. Поляна).

Меньшагина объявили якобы пропавшим. На него сваливали все. А Базилевский это подтверждал.

Нашелся еще так кстати блокнот Меньшагина. Его страницы потом не слишком искусно фальсифицировала советская сторона. Мол, смотрите, доказательство – мы не виноваты, это все немцы.



«22 января 1944 года, вроде, если память мне не изменяет, в Катынь привезли большую группу журналистов и дипломатов заграничных, ч тобы показать и доказать, вот какие немцы сволочи и сколько они польских офицеров загубили. И тут выступает Базилевский и говорит на голубом глазу, как Меньшагин ему рассказывал, что все пленные поляки скоро будут убиты немцами, а через несколько дней и о том, что они все убиты. А сам Меньшагин в это время был бургомистром Бобруйска» (П. Поляна).

Борис Меньшагин только в 1971 году после тюрьмы узнал вообще о своей роли в «катынском вопросе». Агрессивный сосед прямо обвинил его и даже в соучастии в убийстве, сославшись при этом на третий том протоколов Нюрнбергского процесса. Тогда-то Меньшагин пошел в библиотеку и ознакомился с показаниями своего некогда зама – Базилевского.

Павел Поляна в конце прочитал несколько откликов Бориса Меньшагина на то, что он прочел.

Во втором, более позднем, он писал: «Мне от души жаль этого несчастного лжесвидетеля, бывшего до этого порядочным человеком и купившего себе относительную свободу ценой… преступления. Характерно, что при допросе меня ни один из следователей даже мельком не упомянул о показаниях Базилевского. К делу моему они не приложены. Это лучшего всего доказывает их происхождение и их цену».

И в третьем: «Я понимаю, в каких трудных уж обстоятельствах был в то время Базилевский, и не осуждаю его. Но сказать, что он лжет и лжет не по ошибке, а заведомо для себя, считаю своей обязанностью перед историей».

«Иными словами, Катынь сыграла в судьбе Меньшагина двоякую роль: она спасла его от смерти, но она же и стала причиной той исключительной степени изоляции, которой он подвергся: 25 лет тюрьмы, из них 22,5 – в одиночке и три года под номером 29, вместо имени – Борис Георгиевич Меньшагин» (П. Поляна).
  • 0
  • 27 июня 2019, 19:13
  • VeraBel

Комментарии (0)

RSS свернуть / развернуть

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.

Прямой эфир